Не кажется ли вам, что в Вашингтоне нет новых идей? Вместо того, чтобы искать способы построить будущее, иногда кажется, что политический аппарат США успешно находит убежище в страхах и сознательном неведении. Журналист Дэвид Роткопф озвучивает некоторые из основных вопросов, на которые руководство США не обращает внимания, от киберпреступности и потрясшей весь мир новой технологии до реальности современной тотальной войны, и призывает к новому видению, которое отставляет страх в сторону.
Я хотел бы немного поговорить с вами о страхе, о том, чем он чреват для нас, а также об эпохе страха, из которой мы вышли. Я бы хотел, чтобы вы отнеслись спокойно к тому, что это сделаю я,учитывая, что я кое-что смыслю в страхах и тревогах. Я — еврей из Нью-Джерси.
Я научился беспокоиться прежде, чем смог научиться ходить.
Но я также рос в то время, когда было чего опасаться. Когда я был ребёнком, нас приводили в зал и учили, как накидывать пальто на голову, чтобы защитить себя от мировой термоядерной войны. Даже мой семилетний мозг понимал, что это не поможет. Но я также осознавал, что термоядерная мировая война была поводом для беспокойства.
И тем не менее, несмотря на то, что мы прожили 50 лет с угрозой такой войны, реакцией нашего правительства и нашего общества было создание удивительных вещей. В ответ на это мы создали космическую программу. В ответ на это мы построили сеть автомобильных дорог. В ответ на это мы придумали интернет. Так что страх иногда может сгенерировать конструктивные ответные действия. Но иногда он может вызвать неконструктивную реакцию.
11 сентября 2001 года 19 человек захватили четыре самолёта и потом врезались в два здания.Это вызвало ужасные потери. Не нам минимизировать масштаб этих потерь, но принятые нами ответные действия были явно непропорциональными, несоразмерными до такой степени, что граничили с помешательством. Мы переделали систему национальной безопасности США и многих других государств с целью принять меры по устранению угрозы, которая во время совершения атак была довольно ограничена. В действительности, согласно данным нашего разведывательного управления, на 11 сентября 2001 года основу «Аль-Каиды» составляли лишь 100 человек. Было всего несколько тысяч террористов. Они не представляли угрозы ничьему существованию.
Но мы реорганизовали всю систему национальной безопасности в самом широком масштабе со времён конца Второй мировой войны. Мы начали две войны. Мы потратили триллионы долларов.Мы отошли от своих ценностей. Мы нарушили международное право. Мы примирились с пытками.Мы приняли идею о том, что если эти 19 человек смогли сотворить такое, то это может сделать кто угодно. Поэтому впервые в истории мы посчитали угрозой всех. И каков был у этого результат? Программы наблюдения, отслеживавшие электронную почту и звонки целых стран —сотни миллионов людей — невзирая на то, являлись ли эти страны нашими союзниками, невзирая на то, какими были наши интересы. Я готов утверждать, что спустя 15 лет, раз сейчас стало больше террористов, больше террористических атак, больше жертв террористов — это по подсчётам Государственного департамента США — раз сегодня тот самый регион, откуда исходят эти атаки, ещё более нестабилен, чем когда-либо в истории, наверное, со времён Всемирного потопа, то наша реакция не возымела никакого успеха.
Вы должны спросить, где же мы просчитались? Что мы сделали? В чём была допущенная ошибка? Вы можете сказать: «Послушайте, Вашингтон — дисфункциональное место. Политики борются за кусок пирога. Мы перешли от разумного диалога к боям в клетке». И это правда. Но есть проблемы больше, хотите — верьте, хотите — нет, чем эта дисфункция, хотя я бы сказал, что дисфункция, которая делает невозможным достижение результата в самой богатой и могущественной стране мира, гораздо опаснее того, что может сделать группировка ИГИЛ,потому что она тормозит нас в пути и не даёт нам добиваться прогресса.
Но есть и другие проблемы. И эти проблемы являются результатом того, что в Вашингтоне и многих столицах сегодня царит творческий кризис. В Вашингтоне, в мозговом центре правительства, где люди должны генерировать идеи, ни у кого не возникает новых смелых идей,потому что если вы предложите такую идею, на вас не только накинутся в Twitter, но и не утвердят на работу в правительстве. Из-за того, что мы реагируем на повышенную дозу яда в политических дебатах, мы получаем правительства с менталитетом «мы против них», маленькие группки людей, принимающих решения. Когда вы сидите в комнате с небольшой группой людей, принимающих решения, что вы получаете? Вы получаете групповое мышление. У всех одно и то же мировоззрение, и любая точка зрения вне группы рассматривается как угроза. Вот в чём опасность. Также есть процессы, реагирующие на новостные циклы. Органы правительства США, занимающиеся прогнозированием, заглядывающие вперёд, разрабатывающие стратегию, органы правительств других стран, отвечающие за это, не выполняют свою работу, потому что реагируют на новостные циклы. В итоге мы не смотрим вперёд.
11 сентября у нас случился кризис, потому что мы не туда смотрели. Сегодня у нас кризис из-за того, что вследствие 11 сентября, мы всё еще смотрим в неправильном направлении. Мы знаем это, потому что видим изменяющиеся тенденции на горизонте, которые гораздо важнее того, что мы видели 11 сентября, гораздо важнее угрозы, исходящей от террористов, даже гораздо важнее нестабильности, сотрясающей некоторые регионы мира. На самом деле происходящее в таких регионах мира может являться симптомом. Это может быть реакцией на более глобальные тенденции. И если мы лечим симптом и игнорируем глобальную тенденцию, то получаем гораздо бо́льшие проблемы, которыми придётся заниматься.
Итак, что же это за тенденции? Для такой группы, как вы, тенденции очевидны. Мы живём в такое время, когда сама «ткань» человеческого общества создаётся заново. Если вы видели обложку журнала «Экономист» пару дней назад, там было сказано, что у 80% людей на планете к 2020 году будут смартфоны. У них в карманах будут маленькие компьютеры, подключённые к интернету. В большинстве стран Африки рост появления сотовых телефонов составляет 80%. В октябре прошлого года мы перешли ту точку, когда сотовых телефонов, SIM-карт стало в мире больше, чем людей. Мы находимся лишь в нескольких годах от кардинального момента в нашей истории,когда практически каждый человек на планете впервые станет частью искусственной системы,сможет воздействовать на любого, будь то с хорошими намерениями или с плохими. Изменения, связанные с этим, меняют саму природу каждого аспекта управления и жизни на Земле таким образом, что наши правители должны задуматься об этом вместо того, чтобы думать о текущих угрозах.
Что касается безопасности — мы перешли от холодной войны, при которой было слишком дорого вести ядерную войну и поэтому мы этого не делали, к периоду, который я называю прохладной войной, кибервойной, где издержки конфликта так низки, что мы можем никогда не остановиться.Мы можем войти в период постоянного ведения войны, и мы это знаем, потому что уже живём так несколько лет. Тем не менее у нас нет основных доктрин, которые направляли бы нас в этом смысле. У нас не сформированы основные идеи. Если на нас направят кибератаку, можем ли мы ответить кинетическим наступлением? Мы не знаем. Если начнётся кибератака, сможем ли мы её сдержать? Когда Китай запустил серию кибератак, что сделало правительство США? Они сказали, что предъявят обвинение нескольким китайским парням, которые никогда не появятся в Америке. Они никогда не окажутся рядом с сотрудником правоохранительных органов, который смог бы их арестовать. Это жест, а не защитные действия.
Сотрудники войск специального назначения, работающие сегодня, обнаруживают, что небольшие группы повстанцев с сотовыми телефонами имеют доступ к изображениям со спутника, которые когда-то были только у сверхдержав. Фактически, если у вас есть сотовый телефон, то у вас есть доступ к возможностям, которых не было у сверхдержав и которые бы строго засекретили лет 10 назад. В моём сотовом телефоне есть приложение, рассказывающее мне о местонахождении каждого самолёта в мире, о его высоте, скорости, о том, какой это тип воздушного судна, куда он направляется и где приземлится. У них есть приложения, которые позволяют им знать, что готовит их противник. Они используют эти инструменты по-новому. Когда кафе в Сиднее было захвачено террористом, он вошёл с винтовкой... и айпадом. Оружием служил айпад. Террорист захватил людей, запугал их, направил на них айпад, снял видео и выложил его в интернет, чем привлёк внимание мировых СМИ.
Но это влияет не просто на безопасность. Отношения между великими державами — мы думали, что минули биполярную эпоху. Мы думали, что живём в однополярном мире, где самые серьёзные проблемы уже решены. Помните? На этом кончалась история. Но это не так. Сейчас мы видим, что наши ключевые предположения о том, что интернет объединит нас, сплетёт общество воедино, не обязательно правомерны. В Китае, например, есть система «Золотой щит». Такие страны говорят: «Нет, интернет в пределах наших границ должен быть у нас под контролем. Мы контролируем содержание. Мы контролируем свою безопасность. Мы будем управлять этим интернетом. Мы будем решать, что в нём разрешать. Мы установим новые правила». Вы можете подумать, что это происходит только в Китае. Но это не так. Это происходит в Китае, Индии, России, в Саудовской Аравии, Сингапуре, Бразилии. После скандала c АНБ русские, китайцы, индийцы, бразильцы решили создать новую интернет-магистраль, потому что не хотели быть зависимыми от этой. И в какой ситуации вы вдруг оказываетесь? В новом биполярном мире, в котором киберинтернационализму — нашему убеждению бросает вызов кибернационализм —убеждение других.
Мы видим эти перемены куда бы мы не взглянули. Мы видим появление мобильных денег. Это происходит в местах совершенно неожиданных. Это происходит в Кении и Танзании, где миллионы людей, у которых не было доступа к финансовым услугам, теперь пользуются этими услугами со своих телефонов. В мире живёт 2,5 миллиона человек, у которых нет доступа к финансовым услугам и которые скоро его получат. Скоро миллиард людей получат к этому доступ через свои сотовые телефоны. Это не только даст им возможность совершать банковские операции. Это изменит денежно-кредитную политику. Это поменяет суть денег. Образование меняется тем же образом. Здравоохранение меняется тем же образом. То, как предоставляются государственные услуги, меняется таким же образом.
Но при этом в Вашингтоне мы обсуждаем, как называть группу террористов, захвативших Сирию и Ирак: ИГИЛ, ДАИШ или «Исламское государство». Мы пытаемся определить, сколько готовы уступить в переговорах с иранцами по вопросу ядерного соглашения, связанного с технологиями 50-летней давности, тогда как в действительности знаем, что иранцы сейчас ведут с нами кибервойну, и игнорируем этот факт, отчасти потому что владельцы компаний не хотятраспространяться о совершаемых на них атаках.
Это приводит нас к другому важному кризису. Этот кризис не менее важен для такой группы, как эта, потому что рост Америки, настоящей американской системы безопасности и всего того, что способствовало прогрессу даже во время холодной войны, было частно-государственным партнёрством науки, технологий и правительства, которое началось, когда Томас Джефферсон сидел один в своей лаборатории и изобретал новые вещи. Но это были каналы, железные дороги и телеграф, радиолокация и интернет. Это был «Танг», напиток для завтрака — возможно, не самое важное из этих изобретений. Но у вас были партнёрство и диалог, а сейчас диалог прервался. Он прервался, потому что для Вашингтона чем меньше управления, тем лучше. Он прервался из-за того, верите вы этому или нет, что в Вашингтоне идёт война с наукой, несмотря на тот факт, что за всю историю человечества каждый раз, как кто-то затевал войну с наукой,наука выигрывала.
Но у нас есть правительство, которое не хочет слушать и где нет людей на высших уровнях,которые это понимают. В атомный век от высокопоставленных людей в системе национальной безопасности ожидалось, что они должны говорить со знанием дела. От них требовалось знание профессиональной лексики, терминологии. Сейчас, если на самом высоком уровне в правительстве США заговорить об информационных технологиях, о нейробиологии, о вещах, которые уже завтра изменят мир, вы получите пустой взгляд. Я знаю, так как работая над книгой,я беседовал со 150 людьми, многие их которых заняты наукой и технологией, и они чувствовали себя так, словно их отсадили за детский стол. Между тем в области технологий у нас есть много замечательных людей, создающих потрясающие вещи, но начинали они в гаражах и им правительство было не нужно, им оно и сейчас не нужно. Политический взгляд многих из них находится в промежутке между либертарианским и анархическим: «оставьте меня в покое».
Но мир рушится. Совершенно неожиданно появятся серьёзные регулятивные изменения и серьёзные проблемы, связанные с конфликтом, и серьёзные проблемы, связанные с безопасностью и конфиденциальностью. Мы даже пришли к ряду проблем другого плана —проблемам философским. Если вы не можете ни голосовать, ни найти работу, ни распоряжаться деньгами, ни получить медицинскую помощь, ни получить образование без выхода в интернет, не пора ли закрепить доступ к интернету как основное право в конституции? А если доступ к интернету становится основным правом, то доступ к электроэнергии для 1,2 миллиарда без электричества тоже станет основным правом? Это фундаментальные проблемы. Где же философы? Где диалог?
Это подводит меня к причине, по которой я нахожусь здесь. Я живу в Вашингтоне. Пожалейте меня.
Диалога там не происходит. Эти серьёзные проблемы, которые изменят мир, изменят систему национальной безопасности, изменят экономику, подадут надежду, создадут угрозы, можно решить, только если объединить группы людей, смыслящих в науках и технологиях, с людьми в правительстве. Обе стороны нуждаются друг в друге, и если мы не восстановим эту связь, если не сделаем то, что помогло Америке вырасти и помогло вырасти другим странам, мы будем становиться всё более уязвимыми. Риски, подобные 11 сентября, уже не будут измерятьсяжизнями, потерянными в террористических актах, разрушенными зданиями или затраченными триллионами. Они будут измеряться потерями из-за нашего отвлечения от важных вопросов и нашей неспособности собрать вместе учёных, специалистов по технологиям и лидеров правительств в момент трансформации сродни началу эпохи Возрождения, сродни началу главных эр преобразования, произошедших на Земле. Пора начать искать если не правильные ответы, то хотя бы правильные вопросы.
Мы ещё не дошли до этого, но обсуждения, подобные этому, и такие группы, как эта, — это те места, где эти вопросы могут быть сформулированы и озвучены. Вот почему я верю в то, что такие группы, как TED, такие дискуссии по всему миру являются тем местом, где будущее внешней политики, экономической политики, социальной политики, философии в конечном счёте настанет. Именно поэтому мне было так приятно поговорить с вами.